— Имя?
— Соловей.
— Фамилия?
— Бесфамильные мы.
— Отчество?
— Одихмантьевич.
— Прозвище?
— Разбойник.
— Год рождения?
— Неведомо мне.
— А лет сколько тебе, ведаешь?
— 15 годов.
— Проживаешь где, с кем?
— Село Девять Дубов, с матушкой живу.
Княжеский дружинник Ладислав Безсонов отложил в сторону перо и вынул из-за пазухи трубку и кисет с табаком. Неспешно набил трубку, закурил и откинулся на спинку стула.
— Знаешь, почему я велел тебя доставить ко мне?
— Не знаю, — Соловей заёрзал на стуле.
— Что ж, — дружинник придвинул к себе увесистую папку, — Давай поведаю тебе. Вот, смотри, бумага на тебя имеется, утром написали. Читаю: Значит, трали-вали, сего месяца, засел ты у дороги и свистом своим не давал проходу ни скотине, ни людям. Проход открывал за мзду.
— Врут, — соврал Соловей.
— Врут, хорошо, так и запишем, — Ладислав принялся что-то писать.
Через пять минут тишины Соловей занервничал.
— А что вы там пишите?
— Все злодеяния твои описываю. И как свистел, и как мзду брал. И как дружиннику, в глаза глядючи, врал. Вот допишу да отправлю князю.
— Как Князю? — подскочил Соловей.
— Вот так. Ты говоришь люди врут, люди говорят, что ты врёшь. Вот пускай Князь и разбирается, у него разговор короткий. Повесит, а потом и разберётся, кто врёт.
— Дяденька, не надо Князю писать, — Соловей заревел, — У меня же матушка одна останется, как ей без меня быть тооооо.
Дружинник отложил перо в сторону и прикрыл пустой лист.
— Тогда признавайся, зачем людей обираешь, проходу не даёшь? Шёл бы на мельницу свистел, быстрей б крутилась.
— Дяденька, я не специально. То Егорка всё, окаянный. Уговорил, мол, пойдём, там люд богатый ходит, — Соловей всхлипывал и смотрел на Ладислава честными глазами, — Я и послушал, дурак.
— А деньги где?
— Половину Егорке дал, половина у меня. Вот!
Соловей кинул на стол мешочек с несколькими монетами.
— Не губи, дяденька! Меня не жалеешь, так мать пожалей.
Дружинник усмехнулся.
— Все вы здесь про мать вспоминаете. А сразу подумать, а? А ежели б Богатырь на дорогу пришёл, да зубы тебе выбил? Что тогда?
Соловей хитро прищурился.
— А хоть бы и пришёл. Я как свистну! Не то, что Богатыря — лошадь унесёт!
— Дурак ты, — ответил друженник, — и Богатырей не видал. Скажи спасибо, что Илюха на печи сидит, ужо давно б с тебя всю дурь то выбил. Ладно, Соловей, ступай. Но слово тебе даю: ещё одна бумага на тебя, сразу пишу Князю, слушать тебя не буду. Понял?
— Понял, — Соловей заулыбался, — Понял, дяденька, не буду больше!
— Ну иди, иди.
Соловей вышел на улицу и потянулся на солнышке. Потом обошёл избу, махнул через забор и побежал вдоль него. Егорка ждал у большого камня.
— Что было то? — спросил Егорка, доставая мешочек монет.
— Да что, что. Как обычно, мол, бумага на тебя. А я ему в ответ: “Какие у тебя доказательства?” Я ж не робкого десятка, меня не запугать. Ну дружинник мямлил, мямлил, да и отпустил. Монеты только забрал, негодяй.
— Ты хорошо придумал с собой одних медяков набрать, — Егорка высыпал из мешочка серебряные монеты, — забирай половину.
Соловей отсчитал половину монет, свернул их в тряпицу и убрал за пазуху.
— Ну, бывай, Егорка. Утром чтоб как штык был, с города обоз идёт.
— Я буду, — Егорка торопливо собирал монеты, — Я приду.
Соловей ещё немного постоял на солнышке, показал язык в сторону дома Муромца и, насвистывая, отправился домой.