Война войне: Толстой, Эйнштейн, Сорокин и другие мыслители напоминают о праве не убивать

Если война — это продолжение политики другими средствами, то мир — мудрость эти средства не использовать. Закон любви, героизм по команде, лицемерие тиранов и сладкая смерть за Родину. С помощью Толстого, Эйнштейна, Гюго, Ганди и других великих мыслителей напоминаем о пацифизме и праве не убивать.

Махатма Ганди «Моя вера в ненасилие»

Закон любви действует, как действует закон гравитации, независимо от того, принимаем мы это или нет.

Так же как ученый творит чудеса, по-разному применяя закон природы, так и человек, применяющий закон любви с аккуратностью ученого, может творить еще большие чудеса. Сила ненасилия безгранично более тонка и чудесна, чем материальные силы природы, как, например, электричество. Люди, открывшие для нас закон любви, были более великими учеными, чем любой из наших современных ученых. Только исследования наши еще недостаточны, и поэтому не все могут видеть достижения. Такова, по крайней мере, иллюзия (если это иллюзия), которая помогает мне трудиться. Чем больше я работаю над этим законом, тем больше я ощущаю радость в жизни, радость в устройстве нашей вселенной. Это приносит мне мир и объяснение тех таинств природы, которые я бессилен описать.

Бертран Рассел «Воззвание к интеллигенции Европы»

В кривом зеркале войны все сомнительные и микроскопические различия между европейскими народами разрастаются до огромных размеров и государственной изменой считается сомнение в их исключительном значении. Каждый образованный человек знал и признавал до того, как война началась, и каждый образованный человек и сейчас понимает, хотя и не признает, что между европейскими нациями неизмеримо больше сходства, чем различий. Конгрессы, конференции и международные организации различного характера свидетельствуют о возрастании осознания общей цели, общей задачи в развитии цивилизации. Внезапно, в один прекрасный день, все это было забыто. Мгновенно вся деятельность по расширению сотрудничества, для которой создавались научные учреждения, была прекращена ради желания потворствовать обычной банальной ненависти. Эта война, несмотря на размах, банальна. Ни одного великого принципа не поставлено на карту, ни одной крупной общечеловеческой цели не выдвинуто ни одной из сторон. Предполагаемые идеальные результаты, ради которых ведется война, являются лишь частью мифа… Каждая нация отдает должное миру, продолжая считать, что войну начал противник. Тот факт, что эти утверждения отражают одинаковые убеждения обеих сторон, свидетельствует, что они основаны не на разуме, а вдохновлены предрассудком… Эта война ведется не ради сколько-нибудь разумной цели. Она ведется потому, что нации хотели воевать и сейчас решительно настроены на победу. Все остальное — пустой разговор, искусственная попытка объяснить инстинктивные действия и страсти…

Лев Толстой «Война и мир». Том III

Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну.

Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Все в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война — это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны — убийство, орудия войны — шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия — отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то — это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их!

Виктор Гюго «Речь на Конгрессе мира в Париже»

Мир — это итог. Нельзя декретом установить мир, так же как нельзя декретом ввести зарю.

Когда человеческая совесть чувствует, что она находится в состоянии равновесия с социальной действительностью; когда раздробленность народов уступает место единству континентов; когда исчезают захваты, именуемые завоеваниями, и узурпации, именуемые королевской властью; когда никто не наносит увечий соседу, будь то отдельный человек или целая нация; когда бедняк сознает необходимость труда, а богач сознает величие труда; когда материальное начало в человеке подчиняется духовному началу; когда желания поддаются обузданию со стороны рассудка; когда на смену старому закону — брать — приходит новый закон — понимать; когда братство душ опирается на гармонию между мужчиной и женщиной; когда ребенок уважает отца, а отец чтит ребенка; когда нет иной власти, кроме власти творца; когда ни один человек не может сказать другому человеку: «Ты — моя скотина!»; когда пастух уступает место врачу, а овчарня (сказать «овчарня» — значит сказать «бойня») — школе; когда существует тождество между честностью политической и честностью социальной; когда Бонапарт в верхах так же невозможен, как Тропман в низах; когда священник чувствует себя судьей, а судья чувствует себя священником, то есть когда религия правдива, а правосудие неподкупно; когда границы между нациями стираются, а границы между добром и злом восстанавливаются; когда каждый человек создает в себе из своей честности некое внутреннее отечество, — тогда, так же как воцаряется день, воцаряется мир. День воцаряется благодаря восходу солнца, мир — благодаря восходу права.

Питирим Сорокин «Причины войны и условия мира»

Огромному же большинству населения во всех странах нынешние войны между суверенными государствами ничего не дали, кроме несчастья, горя и гибели.

В основе несчастий лежит анархия, созданная множеством суверенных государств, и огромное большинство человечества ничуть не заинтересовано в ее продолжении, сулящем бесконечную серию новых катастроф. Наконец, все люди с элементарным нравственным чувством и чувством общественной ответственности могут жить только надеждой на упразднение анархической системы, являющейся источником величайшей заразы.

Таким образом, за исключением ничтожного числа человеческих хищников, ни государства, как государства, ни их бывшие и нынешние правительства, ни народы не могут извлечь никакой выгоды из нынешнего положения, не могут сохранить свои интересы в неприкосновенности, надеяться на возвращение статус-кво или на создание новой счастливой жизни на старых основаниях. Все они находятся ныне посреди развалин не только своего личного благополучия, но и всего общественного, культурного, политического и экономического здания прошлого. Реставрация развалин в прежнем виде невозможна, а попытка лишь слегка подновить их приведет только к повторению прежних катастроф. Суверенные государства, сыгравшие огромную положительную роль в прошлом, стали источником гибели.
Когда старый город разрушен, мудрые строители не занимаются восстановлением поверженных зданий с их прежними недостатками и неудобствами. Они пытаются построить новый город без дефектов старого, с учетом требований пользы, здоровья и красоты. Их не должны останавливать частные интересы. Нашему поколению и следующему за нами придется жить среди развалин старого общественно-культурного порядка. Мы должны построить новое общество, свободное от угрозы войны, насколько это в пределах человеческих возможностей. Частные интересы прошлого, потрясенные или сметенные катастрофой, не могут успешно препятствовать нашим планам. История предоставляет нам исключительный случай свободы от реакционных влияний и давлений. То, что в прошлом было недостижимо, казалось утопическим, в нынешних условиях становится не невозможным. С мудростью, мужеством и верой, во славу Божию и в прославление человека, мы можем, наконец, приступить к постройке Храма Вечного Мира.

Мартин Лютер Кинг «Любите врагов ваших»

Даже в наихудших из нас есть частица добра, и в лучших из нас есть частица зла.

Когда мы познаем это, мы становимся менее склонны ненавидеть наших врагов. Когда мы смотрим в глубь проблемы, ищем причину содеянного в порыве зла, мы находим в ближнем нашем — враге частицы добра и понимаем, что порочность и злонамеренность его деяний не дает нам полной картины об этом человеке. Мы начинаем видеть его в новом свете. Мы осознаем, что его ненависть является результатом страха, гордыни, незнания, предубеждений и отсутствия взаимопонимания, но, несмотря на все это, мы знаем, что душа каждого человека несет в глубине печать Божью. И мы начинаем любить наших врагов, понимая, что они еще не испорчены полностью и всеискупляющая любовь Господа нашего может коснуться и их.

В-третьих, мы должны искать не поражения или унижения нашего врага, а его дружбы и взаимопонимания. Бывают дни, когда мы способны унизить наизлейшего из наших врагов. Неминуемо приходит час, когда его слабости проявляются и мы получаем возможность вонзить в него копье победы. Но мы не должны этого делать. Каждое сказанное слово и каждый сделанный шаг должны становиться кирпичиком в фундаменте взаимопонимания, высвобождать те огромные запасы добра, что были сокрыты за непроницаемыми стенами ненависти.

Эрих Мария Ремарк «На Западном фронте без перемен»

Я молод — мне двадцать лет, но все, что я видел в жизни, — это отчаяние, смерть, страх и сплетение нелепейшего бездумного прозябания с безмерными муками.

Я вижу, что кто-то натравливает один народ на другой, и люди убивают друг друга, в безумном ослеплении покоряясь чужой воле, не ведая, что творят, не зная за собой вины. Я вижу, что лучшие умы человечества изобретают оружие, чтобы продлить этот кошмар, и находят слова, чтобы еще более утонченно оправдать его. И вместе со мной это видят все люди моего возраста, у нас и у них, во всем мире, это переживает все наше поколение. Что скажут наши отцы, если мы когда-нибудь поднимемся из могил и предстанем перед ними и потребуем отчета? Чего им ждать от нас, если мы доживем до того дня, когда не будет войны? Долгие годы мы занимались тем, что убивали. Это было нашим призванием, первым призванием в нашей жизни. Все, что мы знаем о жизни, — это смерть. Что же будет потом? И что станет с нами?

Альберт Эйнштейн «Мир каким я его вижу»

Героизм по команде, бессмысленное насилие и весь отвратительный комплекс действий, которые творятся во имя патриотизма — как страстно я ненавижу все это.

Каким презренным, подлым и гнусным делом видится мне война. Я скорее дам разрубить себя на куски, чем соглашусь участвовать в этой мерзости. Мое мнение о человеческой расе достаточно высоко, чтобы поверить, что этот мерзкий призрак давно бы исчез, если бы здравый смысл народов не подавлялся систематически оголтелой пропагандой.

Тайны природы для нас — это источники наиболее прекрасных переживаний. Это фундаментальные эмоции, которые стоят у колыбели истинного искусства и истинной науки. Кто этого не знает, кто потерял способность удивляться и изумляться — все равно что мертвец и глаза его тусклы. Ведь переживания таинственного — даже если смешаны со страхом — породили религию. Знание того, что существует нечто непроницаемое для постижения, наше восприятие глубочайших причин и самой лучистой красоты, которые лишь в самой примитивной форме постигаются нашим разумом — именно это знание образует истинную религию. В этом и только в этом смысле я являюсь глубоко религиозным человеком. Я не могу мыслить о боге, который награждает и наказывает свои творения. Я также не могу и не хочу мыслить об индивидууме, который переживает свою физическую смерть. Пусть слабые души из страха или абсурдного эгоизма лелеют такие мысли. Мне достаточно проблесков в познании чудесной структуры мироздания, познания частицы, пусть всегда крошечной, Великой Причины, обнаруживающей себя в Природе.

Эразм Роттердамский «Жалоба мира»

Мне стыдно вспоминать, из-за каких пустейших и суетных причин ввергают мир в войны христианские государи.

Один государь отыскивает или присваивает себе какой-нибудь старый и опороченный титул, как будто в нем заключается нечто весьма важное для властвования и управления королевством, словно в этом заключены все выгоды и благополучие страны. Другой государь находит, что какая-то мелочь — я уже не могу вам сказать, какая, — пропущена в перечислении сотен титулов. Третий государь лично оскорблен тем, что ему лживо передала его супруга, разобиженная каким-нибудь ничего не значащим словом или вольной фразой.

Но самое преступное и гнусное — это лицемерие тиранов, Они ощущают и видят свое могущество, лишь разрушая согласие в народе, а когда это согласие нарушено, они втягивают и вовлекают народ в войну, чтобы, разъединить тех, кто еще оставался единым, и чтобы еще свободнее и легче грабить и истязать несчастных людей. Другие из них еще преступнее — это те, кто жиреет за счет несчастий и разорения народа и кому в мирное время нечего делать в человеческом обществе.

Уилфред Оуэн «Dulce Et Decorum Est»

И если б за повозкой ты шагал,
Где он лежал бессильно распростертый,
И видел бельма и зубов оскал
На голове повисшей, полумертвой,
И слышал бы, как кровь струей свистящей
Из хриплых легких била при толчке,
Горькая, как ящур, на изъязвленном газом языке,
— Мой друг, тебя бы не прельстила честь
Учить детей в воинственном задоре лжи старой:
«Dulce et decorum est
Pro patria mori»*.
* «Сладка и прекрасна за родину смерть» (Гораций, «Оды», III, 2, 13)