Придворное искусство. Непростое ремесло поэта в Иране
Традиции придворной поэзии в Иране имеют давнюю историю: источники сообщают, что еще при дворе Ахеменидов были певцы, развлекавшие царя царей и его приближенных. Историк Страбон, однако, писал, что поэтические произведения использовались для обучения наследников престола.
Мы можем с уверенностью утверждать, что придворная поэзия существовала и во времена Аршакидов. Несколько текстов этого периода сохранились в среднеперсидских книгах: наиболее знаменитыми из них является стихотворение «Вавилонское древо» (Draxt-ī asūrīg) и эпическая поэма «Поминание Зарера» (Ayādgār ī Zarērān).
ФОТО 1. Развлечение правителя, фрагмент миниатюры XX века
Расцвет
Гораздо больше нам известно о поэзии периода Сасанидов. Для мусульманских авторов время правления Хосрова II Парвиза (591–628) представлялось как апогей придворной жизни. В литературных и исторических сочинениях, повествующих об этом периоде, рассказывается о знаменитых певцах Барбаде и Нагисе, которые исполняли свои стихи под аккомпанемент. В своей поэме «Хосров и Ширин» Низами приводит эпизод, в котором Барбад поражает своими музыкальными талантами, исполняя серию из 30 мелодий. Также в среднеперсидском тексте «Хосров, сын Кавада, и его паж» паж хвастается своими поэтическими навыками.
Века забвения
Нам практически ничего не известно о состоянии персидской поэзии в первые века ислама. Более того, многие этнические иранцы, несмотря на свое происхождение, сочиняли стихи на арабском языке. Ситуация меняется лишь в IX веке с образованием фактически независимых государств, лишь номинально признававших власть Аббасидов, в восточных территориях Халифата. Переход от поэзии на арабском языке к персоязычной можно проиллюстрировать на примере истории о правителе Йакубе ибн Лайсе из династии Саффаридов — по случаю завоевания Герата он приказал своему секретарю сочинить стихотворение на персидском, чтобы оно было понятно ему.
ФОТО 2. Юноша и дервиш, фрагмент миниатюры XVII века
Есть такая профессия
В исламский период статус поэта значительно вырос по сравнению с предыдущими эпохами. Придворная поэзия стала полностью профессиональной: при дворе правителей были созданы специальные министерства (dīvān-e šeʻr), во главе которых находился «царь поэтов» (mālek aš-šoʻarā’). Главным поэтом далеко не всегда был самый талантливый из своего поколения, однако он выполнял важные административные функции — отбирал лучшие стихотворения своих подопечных, а также выделял те из них, которые надлежит читать при дворе. Кроме того, поэт входил в ближайший круг правителя и сопровождал его во время поездок и застолий.
Таланты поэта поощряли восхваляемые им знатные люди (а стихи писались не только в честь правителя, но и в адрес знатных вельмож). Часто это было не регулярное вознаграждение — стихотворец, например, мог получить большую награду за прочитанный к месту экспромт.
ФОТО 3. Жеребец, фрагмент миниатюры XVII века
О непростой судьбе поэта и щедрости правителя может рассказать история придворного панегириста Газневидов Фаррухи. В соответствии с этой легендой, поворотным событием в жизни поэта стала его женитьба на девушке из дома правителя. Фаррухи в это время состоял на службе в качестве поэта у одного из систанских дихкан. В связи с женитьбой поэт просит у покровителя повышения жалования, однако получает отказ. Это заставляет его задуматься о смене места работы, спустя некоторое время он получает известие о том, что может быть представлен при дворе правителя Чаганиана.
В качестве свидетельства своего мастерства поэт везет с собой «автобиографическое» стихотворение, которое он должен прочесть распорядителю двора Амиду Асʻаду. Однако внешность Фаррухи, явившегося на «собеседование» в не самом подобающем виде и принесшего стихи «с седьмого неба», заставили распорядителя дать ему еще одно испытание.
В это время чаганианский эмир находился со всем своим двором в горах, где лично участвовал в клеймении жеребцов. Именно на эту тему Фаррухи и должен был написать касыду. Когда Амид Асʻад слышит стихи, написанные поэтом за ночь, то он приходит в изумление и решает тут же показать правителю своего гостя. К моменту прибытия Фаррухи к месту клеймения эмир уже находился в изрядном опьянении. Стихи очаровали правителя, и он решил одарить поэта тем количеством жеребцов, которых тот сможет загнать. Фаррухи метался в надежде загнать хотя бы одного из них, и в итоге в степи показалась ограда загона. Лошади остановились там, а поэт заснул прямо возле него. Этих жеребят сосчитали — их оказалось 42 — и правитель выполнил обещание, одарив удачливого поэта еще и одеждами, драгоценностями, а также всем прочим, что соответствовало статусу придворного стихотворца.
ФОТО 4. Собрание поэтов, фрагмент миниатюры XVI века
Художника легко обидеть
Однако благосклонность правителей иногда обходила поэтов стороной. Среди стихотворений можно часто найти жалобы на то, что покровитель обделил подданного вниманием, а некоторые поэты и вовсе впадали в немилость к своенравным эмирам. Считается, что первый классик персидской литературы Рудаки в конце жизни был ослеплен. А один из панегиристов при дворе Ганзевидов Масʻуд Саʻд Салман приобрел свою известность благодаря так называемым «тюремным» стихам. Дело в том, что он провел в заточении около 18 лет своей жизни, и, как отмечает в «Четыре беседах» Низами Арузи Самарканди, «мудрые и справедливые люди знают, какой степени великолепия достигли тюремные стихи Масʻуда и насколько они были красноречивы».
