Полигон химического оружия в подмосковных Кузьминках.
На месте Кузьминского лесопарка в пределах нынешней Москвы свыше сорока лет действовал секретный военно-химический полигон. Впервые о нем я услышал в 1992 году от известного специалиста по химическому оружию Вила Мирзаянова.
Справка: Доктор химических наук, профессор Вил Султанович Мирзаянов участвовал в разработках химического оружия. В 1991-1992 гг. он опубликовал в ряде российских газет статьи, где сообщил, что наши военные нарушают Парижскую конвенцию о прекращении испытаний и производства химического оружия. Ученого обвинили в разглашении гостайны, дважды подвергали аресту. Но в марте 1994 года это дело было прекращено Генпрокуратурой «в связи с отсутствием в действиях Мирзаянова состава преступления». Однако затем Мирзаянов вынужден был эмигрировать из России. Так вот, когда брал у него интервью, ученый обмолвился: химическое оружие испытывали и в Москве – в Кузьминках.
– Этот полигон существовал с 1920-х годов. На нем тогда проводились открытые испытания так называемых «старых» ОВ: иприт, люизит, фосген, дифосген, адамсит, синильная кислота, хлорарсин… После Второй мировой войны в Кузьминках испытывали уже и «новые» ОВ – фосфорные нервно-паралитические вещества типа зарин, зоман, V-газ и ряда других… Там же, в Кузьминках, химическое оружие и уничтожали – сжигали или просто закапывали. Полигон функционировал до 1962-63 года и принадлежал Центральному научно-исследовательскому военно-техническому институту (ЦНИВТИ). Эвакуируя полигон, очистку Кузьминок от остатков ОВ, неразорвавшихся боеприпасов с боевыми химическими веществами (БХВ) военные не провели…
В хранящемся в Российском государственном военном архиве (РГВА) «Расширенном докладе о состоянии военно-химического дела к 1/IV-31 г.» говорится: от «империалистической войны» осталось 420 тысяч химических снарядов, но они потеряли свои боевые качества и «дали течь». На полигоне в Кузьминках была часть этого арсенала.
В кулуарах Комитета по вопросам экологии Верховного Совета РФ мне удалось переговорить с начальником Управления ликвидации химического оружия химвойск Вячеславом Соловьевым. На мой вопрос о Кузьминках он отреагировал своеобразно: изменившись в лице, тихо спросил, откуда мне вообще известно об этом полигоне. Затем, словно спохватившись, громко воскликнул:
– Химполигон на территории Москвы? Такого не может быть! Служу в химвойсках свыше 33 лет и ничего подобного не слышал! У нас всегда было лишь два химполигона – в Шиханах и на плато Устюрт.
Примерно тогда же спросил еще одного высокого «химначальника», ныне покойного генерал-лейтенанта Анатолия Кунцевича. С 1984-го по 1991 гг. Кунцевич был замначальника химических войск Минобороны СССР. Анатолий Демьянович на вопрос о химполигоне в Кузьминках улыбнулся и, махнув в сторону фуршетных столиков, выдал: «Слушай, да и хрен с ними, с этими Кузьминками, это уже в прошлом, давай лучше выпьем…»
Кто они, враги народа?
В РГВА т. н. листы использования документов (там отмечается, кто, когда и с какой целью брал выданные архивные дела) были девственно чисты. Так что я первым коснулся этих дел после сдачи их на хранение, когда в начале 1990-х архивы ненадолго приоткрылись. Ныне эти дела исследователям снова недоступны.
Одной из первых мне выдали папку, где был приказ №021 с грифом «секретно», датированный 25 июня 1937 года за подписью начальника Научно-исследовательского химического института (НИХИ) РККА полковника Брынкова. Документ грозный: «Практика работы с БХВ (боевыми химическими веществами. – В.В.) в Полевом Отделе НИХИ показывает, что приказы Наркома, требующие от работающих и организующих работы с БХВ максимума внимания и точного выполнения существующих инструкций и наставлений, не выполняются. По-видимому, все приказы Наркома для всего состава Полевого отдела не являются обязательными к выполнению, так как только этим можно объяснить возмутительные случаи поражения ОВ красноармейцев т.т. Кузнецова, Мартехина, Зинина и Малявкина». В тексте приказа четко указано место его составления: «гор. Москва» – первая документальная зацепка, что НИХИ и его полигон точно возле Москвы.
Там же был еще один документ от 3 октября 1937 года, подписанный тогдашним начальником Химического управления РККА комдивом Степановым: «Во исполнение распоряжения Зам. Наркома Обороны СССР Маршала Советского Союза тов. ЕГОРОВА для проведения очистительных работ на Полевом Отделе НИХИ РККА комвойсками МВО обязан выделить к 5-му октября 2 сап.роты и 3 полковых химвзвода, 10 автомашин и 2 трактора». Далее начальник Химупра пишет: «Работа ответственная чрезвычайно важная. Враги народа ряд лет умышленно портили и заражали почву (выделено мной. – В.В.). Поэтому эта важная работа должна вестись интенсивно и с мерами предосторожности как ликвидация последствий вредительства».
Что это за «Полевой Отдел» НИХИ и чем там «враги народа» его засоряли? Ответ находим в докладе №00269 руководства Химупра на имя наркома обороны маршала Ворошилова, заместителя наркома маршала Егорова и командующего войсками Московского военного округа маршала Буденного:
«Докладываю о состоянии работ по очистке и дегазации химполигона в Кузьминках на I.XII-37 г.: […]
I. Вся вода из озера на полигоне в Кузьминках выкачана, озеро осушено и очищено. Из озера извлечено снарядов различных калибров без взрывателей 86 шт., со взрывателями 22 шт. и один снаряд с гильзой (т. е. его попросту выкинули. – В.В.)
Мин различного калибра без взрывателей 119 шт. […], мин со взрывателями 10 шт.
Баллонов пустых и с остатками ОВ – 22 шт. и бочек – 24 шт. […]
II. Вся территория полигона в местах, где были вскрыты ямы, дегазирована, и ямы зарыты.
III. На территории НИХИ РККА вскрыто
13 ям и 197 м грунта. Извлечено из ям заряженных СОВ лабораторных отходов
20 т, металлолома и утиля – 4 машины, мышьяковистых ОВ – 3 тонны, зараженного СОВ химпоглотителя 4,5 т.
Все это перевезено в Полевой Отдел на полигон в Кузьминки и уничтожено. Все ямы, вскрытые на территории НИХИ РККА, дегазированы и зарыты».
К отчету приложена справка: с 31 октября по 9 ноября 1937 года из ям извлечено 23 бочки с ОВ, 17 машин «мышьяковистых отходов и др.». Дегазирована 50-тонная цистерна из-под ОВ, проходящего под грифом «вещество № 6», 25 кубометров земли, 350 кв. метров местности, уничтожено две тонны собственно ОВ, 190 химических шашек и «перевезено на площадку мышьяк. отходов – 126 машин».
Уже один этот документ красноречиво свидетельствует о масштабах химических опытов на окраине столицы. А термины «дегазация» и «уничтожение» означали лишь то, что неразорвавшиеся химические боеприпасы либо подрывали в так называемой бронеяме, а то и просто на воздухе, либо где-нибудь прикапывали. Собранные во время той зачистки 1937 года остатки ОВ и зараженные отходы тоже перевезли из одного угла полигона в другой и зарыли. Еще топили в озере – тогда оно было одно, второй «химический» пруд выкопан позже.
На первый взгляд Кузьминский лес кажется вполне мирным. Но стоит приглядеться, проявляются артефакты военно-химического прошлого. Вот поляна, а в центре – «бронеяма», где и рвали химические боеприпасы. Чуть дальше амбразура довоенного бетонного бункера. Старое КПП, бетонные столбы с клочьями колючей проволоки. Руины бывшей полигонной химлаборатории. Это здесь, видимо, были печи, где сжигали отравляющие вещества. Вокруг все та же археология – металлические бочки, оплывшие окопы и землянки.
Лес забит старыми ямами: то ли что-то откапывали, то ли наоборот. Вот и озера. Одно из них, Западный Чагинский пруд, в народе именуют «ипритовое озеро». Возле другого – там и топили те бочки с ипритом – квадраты «лысой», словно выжженой земли и березы без верхушек. Здесь, по мнению экспертов, и стоит искать «пропавшее» химоружие Кузьминского полигона. Возможно, кто-то уже и находит… Известно, что в озере, которое напротив Птичьего рынка, в 1937 году затопили 100 бочек иприта. Но, согласно обнаруженному мной документу, подняли лишь 24. Что, остальные ждут своего часа?
Жизненно необходимый
Когда Сталин задумал план реконструкции Москвы, этот полигон у военных попытались забрать под строительство жилья для рабочих. И тогда Ворошилов 8 марта 1938 года адресует Молотову, второму после Сталина человеку в стране, такое послание:
«Согласно Ваших указаний докладываю о мероприятиях по дальнейшей очистке территории химполигона и НИХИ РККА в Кузьминках:
Очистка территории начнется с весны 1938 года и будет вестись до приведения ее в полную безопасность. […] Территория Полевого Отдела (Кузьминки) закреплена за НКОбороны. Поэтому особого распоряжения Правительства о запрещении использования этой территории не требуется. Организациям, планирующим Большую Москву, в данное время указаний давать нет необходимости, так как еще до начала строительства на Кузьминском участке территория эта будет приведена в полное безопасное состояние».
Самое примечательное тут – помета начальника Химупра. 26 марта 1939 года (год спустя после клятвенного обещания наркома «все очистить»!) он начертал: «В этом письме нет указания наркома запрещающее производить уничтожение ОВ». Такая вот очистка!
Уже вовсю действовал Центральный военно-химический полигон в Шиханах (Саратовская обл.), но кто же захочет менять московские квартиры на саратовскую глушь! В Москве были сосредоточены все организации, занимавшиеся разработкой ОВ, Академия химзащиты, готовившая кадры для химвойск, заводы, производившие химоружие, – Ольгинский (в районе Триумфальной площади, там, где ныне квартал фабрики «Дукат»), на Дербеневской набережной, на Угрешской улице. Еще были заводы и снаряжательные цеха в Щелкове, Воскресенске, Электростали, Сергиевом Посаде. В Очакове располагался склад №136 – один из крупнейших складов химических боеприпасов, симбиоз КБ, химзавода, снаряжательной мастерской, полигона и собственно хранилища ОВ. И высоких чинов РККА можно понять: все под боком, тому же Ворошилову от Наркомата до полигона 15 минут на машине…
А уж как не хотелось уходить из Кузьминок собственно военно-химическим командирам! Вот записка за №196/596280сс очередного начальника Химупра РККА, комбрига Мельникова, от 9 февраля 1940 года – еще через год!
«Народному комиссару обороны Союза ССР маршалу Советского Союза тов. К.Е. Ворошилову. Полевой Отдел Химического Управления Красной Армии, расположенный в Кузьминках ни в какой степени не угрожает в химическом отношении ни Люберецкому гарнизону, ни окружающим жителям. […] Полевой Отдел с опытным полем в Кузьминках должен существовать, он безопасен для окружающих, без него не может вестись научно-исследовательская работа в Москве, он имеет большое значение для промышленности гор. Москвы, он жизненно необходим Химическому Управлению Красной Армии». Вот вам и «сталинский порядок»: когда речь зашла о вещах шкурных, армейские бонзы сумели саботировать указания даже первых лиц государства! Хотя на дворе и стоял пресловутый «37-й»!
Опыты на людях
Одно из преимуществ «столичной» боевой химии было в том, что здесь даже из ЧП можно было извлечь пользу. Например, военные медики сразу могли оценить эффективность и ОВ, и средств защиты. Особенно когда происходили массовые поражения военнослужащих и гражданских лиц. 5 октября 1939 года начальник Химупра РККА докладывает замнаркома обороны командарму 1-го ранга Кулику: «В Академии было массовое поражение слушателей парами иприта в поле при занятиях по преодолению УЗ (участка заражения. – ВВ.)». Другой документ уточняет: «На полигонных занятиях 4 курса инженерного факультета Академии Химической Защиты РККА произошло поражение 69 слушателей, преподавателей и обслуживающего состава, парами иприта». Под суд отдали руководителя учений военинженера 2-го ранга Карина и начальника обмывочного пункта военинженер 1-го ранга Сереброва, прочие отделались выговорами и постановкой на вид.
Но не одних военных травили. Вот спецсообщение от 16 июля 1937 года №306415 за подписью начальника 2-го отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД старшего лейтенанта госбезопасности Авсеевича: «13-го июля с.г. в 17 ч. 10 мин. в санаторно-пионерском лагере Сокольнического района, расположенном по Б. Оленьей улице, дом №4, появился удушливый газ, вызвавший у детей рвоту и головные боли. Трое детей получили легкое поражение. Как установлено расследованием, в этот день в научно-исследовательском химическом институте производились опыты с отравляющим веществом «М», причем эти опыты были проведены научным сотрудником НИХИ ЕГОРОВЫМ в конской камере в недопустимо больших дозах.
После окончания опытов отравляющие вещества из камеры были выпущены через вытяжную трубу […]. Подхваченным ветром ОВ занесло на территорию лагеря, что и вызвало отравление детей.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что подобные опыты в институте проводились и раньше без соблюдения необходимых мер техники безопасности. […] Расследование продолжается».
И чем все завершилось? Начальник НИХИ РККА Брынков и бригадный комиссар Куприн получили по выговору, военинженера 3-го ранга Соминского было приказано арестовать на 3 суток, военинженер 3-го ранга Вейцер получил пять суток ареста, а сотрудник Егоров – строгий выговор с предупреждением.
По данным экологов, там же, в Кузьминках, ждет своего часа и сибирская язва. Снаряды с ее легочной формой испытали на козах в 1927 году. Спустя пару дней козы сдохли, и их прикопали. Но смертельные споры сибирской язвы могут жить в природе до 150 лет. Потому и сооружают бетонные скотомогильники, когда находят хотя бы намек на эти споры. А тех коз просто зарыли в каком-то блиндаже близ нынешней улицы Головачева.
Впрочем, оказалось, что военные не обошлись без испытаний не только на козах, но и на людях. 19 июня 1937 года начальник Химупра сообщает Ворошилову: «Научно-исследовательская работа по определению эффективности новых рецептур ОВ, действующих на кожу, а также и рецептур ОВ раздражающего действия, наталкивается на серьезные затруднения из-за того, что эти рецептуры […] нельзя проводить на людях». И поясняет: «Кожа различного вида животных дает реакцию в большинстве случаев совершенно отличную от реакции человека», а потому «могут быть сделаны серьезные ошибки в оценке этих ОВ». Далее комдив сообщает: «За период времени с 1930 г. по 1935 г. (до запрещения Вами) в НИХИ РККА было произведено около 6000 испытаний действия различных ОВ в минимальных дозах на кожу людей. Не меньшее количество опытов было поставлено на людях и с ОВ раздражающего действия при минимально действующих и нетерпимых концентрациях». И резюме: «В связи со срочной необходимостью испытать целый ряд вновь предложенных рецептур кожного и раздражающего действия, ПРОШУ Вашего разрешения возобновить производство испытаний на людях». Опыты на людях военные производили с 1930-го по крайней мере до второй половины 1980-х годов, свидетели есть.
Итоги
В докладе Международного социально-экологического союза «О неудовлетворительной работе Государственной комиссии по химическому разоружению под руководством Сергея Кириенко» (2004 год, подписан экологами С. Забелиным, Л.Федоровым и М.Шингаркиным) говорится: подписав и ратифицировав Конвенцию о запрещении химического оружия (ХО), Россия взяла на себя обязательства, касающихся и старого ХО. Однако место нахождения старого ХО так и не определено: оно может находиться на поверхности земли, быть закопанным (затопленным) или даже забытым. Советский Союз произвел 200 тысяч тонн ОВ, а предъявлено всего лишь 40 тысяч тонн на 7 складах. Где остальные 160 тысяч тонн ОВ, находившиеся более чем на 350 объектах, государство не знает и знать не хочет. «Таким образом, – констатируют экологи, – на территории России имеется в закопанном виде старое ХО, которое непригодно для массового боевого применения, но является особо опасными веществами, находящимися вне государственного контроля. Часть из него может быть использована для поражения людей, в том числе террористами».
