Япония в цвете конец XIX века. Ёсивара. Город наслаждений. Часть 1
В соответствии с японской манерой на все вешать бирки и раскладывать в заданном порядке, публичные дома тоже получили свою классификацию.
Цены на услуги соизмерялись с красотой, славой и умением женщин: омаагаки (первый ранг), хаммагаки (второй ранг), дайтё комисэ (третий ранг) и так далее вплоть до пятого. У самых низших не было ни утонченности, ни времени для долгих любовных игр.В заведениях передняя часть представляла собой клетку, или решетку, за которой выставлялись женщины. Некоторые из самых знаменитых художников-граверов запечатлели эти уличные сценки. Большие дома с решетками были самыми дорогими местами, а в самых дешевых домах решетки располагались горизонтально, а не вертикально, так что мужчина, сколь бы ни был его разум затуманен сакэ, никогда не ошибался относительно искомой стоимости и класса женщины.
Мидзу-дзяя, «водяные чайные дома», действительно, занимались лишь торговлей чаем; хикитэ-дзяя были «знакомящими» чайными домами. Для японцев это было способом сохранить лицо, достоинство мужчины, пустившегося во все тяжкие. У хикитэ-дзяя были проводники в дома куртизанок (известные как иро-дзяя, или «любовные» чайные дома). Никакой дрожи, никаких сомнительных само-представлений, но подготовленное знакомство, формальное и вежливое, между женщинами и гостями домов-путеводителей. Служанки кланялись и простирались, принимая гостей в чайных домах, помогая им располагаться поудобнее. Эти служанки — сегодня мы назвали бы их «хостессами» — обладали отменным умением ублажать гостей и потакать им, вне зависимости от эксцентричности и капризов.
Подобная «встреча» описана в путеводителе Фудзимото, где говорится о временах Реставрации Мэйдзи, уже после того, как прибыл коммодор Пэрри, и европейское влияние стало заметным.
«Хозяйка и служанки дома очень тепло встречают вас и провожают в комнату наверху.
Новые зеленые циновки на полу, прекрасные цветы, заполняющие большую вазу в нише, ценная старая картина, свисающая со стены в той же нише, — все в комнате располагает вас к удобству. Служанка со смышленым лицом поднимается к вам с чайным набором, наливает вам чашку и кладет сладости, а затем спрашивает — не подать ли сакэ и прочие блюда. После того, как вы распорядитесь на этот счет, то добавляете, что хотели бы нанять гейш (поющих и танцующих девушек) и тайко-моти (букв. «человека с барабаном», весельчака-балагура), после чего служанка спешит вниз по ступеням, чтобы исполнить ваше приказание. Из другой комнаты дома слышатся звуки сямисэна; гости поют какие-то известные песни, а молодые девушки, похоже, танцуют.
Через небольшое время хозяйка и две служанки, все в изящных одеждах, поднимаются к вам и приносят полный набор утвари для сакэ. На столе устанавливаются несколько блюд.»
Автор не описывает блюда, однако о том, что подавалось, мы узнаем из других источников. Много сакэ, скажем — токкури (бочонок, вмещающий более 30 л), и большое количество хамагури-мэси (хорошей еды: моллюсков с рисом) настраивало гостей на амурный лад; разумеется, это также увеличивало счет. Раннее меню кухни в Ёсивара описывает следующие специальные блюда, доступные тем гостям, которые желали действительно кутнуть: корень лопуха, зажаренный в масле гома; морские водоросли Арамэ; бобы, ферментированные в масле; порубленная свежая рыба с сакэ по сезону; грибы; побеги папоротника; вареные чесночные корни; корни лотоса; кальмары; рагу из моллюсков; раковины; сушеный бонит; вареные рисовые колобки; маринованные овощи и прочие деликатесы.
Особыми блюдами проходили жаренная в кляре рыба (тэмпура) и жаркое из угря (кабаяки).
Автор путеводителя продолжает:
«Вскоре в комнате появляются певица, две танцовщицы и тайко-моти. Сперва вы наливаете по чашечке каждому из них, и после нескольких обменов чашечками певица берет свой сямисэн. Она играет, балагур поет, а две молодые танцовщицы ожидают рядом с вами. Если вы знаете какие-либо песни, то можете петь; затем танцовщицы начинают танцевать, а ваш весельчак, наконец, исполняет комические танцы, путаясь между двумя молодыми девушками. Уже около 12 ночи; входит хозяйка и предупреждает о позднем часе. Затем вы, направляемый служанкой и сопровождаемый тремя девушками и тайко-моти, оставляете дом и направляетесь к основной цели вашего визита. Дом, в который вас приводят, первого разряда, называющийся Кадоэби-ро. Он расположен на первом углу улицы Кё-мати; это четырехэтажное строение европейского вида, в котором, как говорят, более ста комнат. Там проживают более тридцати девушек, все молодые и красивые. К каждой из них прикреплены две помощницы и одна пожилая служанка, прислуживающие своей госпоже днем и ночью. Войдя в дом, вы сперва попадаете в гостиную; она очень велика и роскошно декорирована. Вы присаживаетесь на большой креповый футон (подушку), а ваши спутники — певицы и тайко-моти — занимают места за вами. Поскольку девушка, которая в эту ночь станет вашей спутницей, заранее вами назначена, или уже выбрана хозяйкой дома приглашений, сюда приходят две ее служанки, чтобы проводить вас в ее комнату. Обиталище вашей подруги состоит из трех комнат на втором этаже; первая — гостиная, вторая — комната приемов и третья — спальня. Ведомый двумя служанками, вы входите во вторую комнату, куда вам приносят чай и сладости. Певица, танцовщицы и балагур, провожавшие вас до комнаты, теперь уходят; однако, если вы пожелаете выпить еще сакэ, или чтобы они остались, они сделают это с удовольствием. Если вы — новый гость для девушки, она не появится до тех пор, пока вы не проследуете в спальню, — это общее правило для всех первоклассных домов; однако, в том случае, если вы хотите увидеть ее и поговорить с ней в приемной, выпить с ней вместе сакэ, то [позднее] должны будете доплатить 5 иен, именуемых надзимикин («интимными деньгами». <…> Она обязана выйти к вам, так как теперь с вами следует обращаться, как с близким посетителем, несмотря на то, что вы этой ночью встречаете ее впервые. В час ночи гейша и тайко–моти оставляют комнату, и вы идете в постель. Покинете ли вы дом в 2, или в 3 часа, или останетесь до утра — полностью зависит от вашего расположения. <…>»
Поскольку сдержанный автор не слишком распространялся относительно комнат, заполним образовавшиеся лакуны. Большая комната, в которой куртизанка ожидала гостя, называлась дзасики и была покрыта восемью циновками. В ней располагалась ниша (токонома) для ритуальных приношений и маленьких украшений, свитков и каллиграфических надписей, обычно — стихов, записанных китайскими иероглифами. Вот два типичных стихотворения:
Я ощущаю пустоту,
Скапливающуюся в горах.
Цветы — глаза мира —
Все ушли прочь…
Как я ни пытаюсь скрыть,
Любовь проявляется на моем лице
Столь отчетливо, что он спрашивает:
«О чем ты думаешь?»
Также там были полочки с цветами в керамических вазах из Кутани и с музыкальными инструментами: кото, сямисэн, гэккин, ни-гэнкин; иногда — небольшие фигурки животных, зеркало, книги или театральные афишки. Была полка для одежды посетителя и складная ширма. Во внутренней комнате были полки для постельных принадлежностей, ящики для одежд девушки и часто хибати с тлеющими углями, металлический чайник, ётяки (чайный набор), тарелки и миски, а также то, что на Западе служит ночной вазой, а здесь представляло собой лакированный цилиндр с ручками, похожими на уши. После приветствий пара удалялась в меньшую внутреннюю комнату, цуги-но ма (застеленную всего четырьмя циновками). Куртизанка сама платила за декорирование комнаты и поддержание ее в порядке, а также за уборку. Гость-почитатель, скажем — бакути-ути (профессиональный игрок), часто давал деньги на перепланировку места, в котором он провел так много счастливых ночей; если не для любви, то хоть ради удачи.
Об уровне куртизанки судили по пышности убранства комнаты; поскольку цены были высокими, она часто была в долгу у ссуживающего средства содержателя «веселого дома». В такое время пылкий почитатель с деньгами всегда находил теплый прием. Футон или спальный матрац представлял собой прекрасный показатель статуса куртизанки. Красный креп с черными вельветовыми ободками демонстрировал высший класс. Три футона, один на другом, являлись нормой перворазрядного дома. Два футона были явно для второго класса, а низкопробное хлопчатобумажное изделие подходило только для бэндзё (сортира). Все это закрывалось покрывалом и, в определенное время года, сеткой от москитов. Одна из самых очаровательных гравюр Утамаро изображает пару, забравшуюся под такую сетку с книгой стихов и напольным фонарем. Давным-давно один поэт писал о приглушенных тонах подобных сцен:
Желтые хризантемы
И белые, —
Все остальные цвета не имеют значения…
Поговорим позже об умениях куртизанки, ее чувственных искусствах и ее жизни. Сейчас же оставим ее, опустившую голову на ночную подушку рядом со своим любовником: всегда начеку, грациозная, податливая, раскрашенная, в парике, какого никогда не бывает дома ни на одной жене.
Именовались обитательницы «веселых домов» по-разному: дзёро («девки»), юдзё («веселые женщины»), кэйсэй («разбивающие стены»?). Для определения типа проститутки, проживавшей в доме, часто использовались цвета. Бледно-коричневые занавески были признаком высококлассной таю. Синие предназначались для более низких мисэ-дзёро, блуд с которыми (цуцумотасэ) был дешевым и поспешным. Служанки, кричавшие извне чайных домиков: Одзяра! («Заходи!») обычно являлись совсем дешевыми проститутками. В таких заведениях низкого класса девушки обычно трудились и жили все вместе в одной большой комнате. Когда они развлекали гостей, то разгораживали комнату ширмами.
Существовала также любовь на воде в чайных домиках на лодках (фунэ-ядо), где лодки можно было нанять и взять на них гейш и проституток на время поездки по реке; медленно дрейфовать, есть, выпивать, любить, слушать музыку и смотреть на фейерверки, рассыпающиеся по чернильному небу праздничных ночей. На многих прекрасных оттисках с гравировальных досок изображены эти вечеринки на реке: собрания плейбоев, торговцев, развлекающих покупателей, куртизанок в своих поразительно красивых одеждах, гейш со своими сямисэнами, фонарей, развешанных на сотнях лодок, а также малиновые, обжигающе-желтые, злобно-красные огни фейерверков и ракет, пачками взлетающих над луноподобно изогнувшимися мостами. В XIX веке первые западные посетители Ёсивара нашли трудным сидение на циновках татами со скрещенными ногами, «по-японски». Когда чайные домики и бордели Ёсивара изредка обращались к западной мебели, то покупали стулья и обычно отрезали у них ножки. «Веселые женщины» не любили западные кровати, поднятые над полом, с мягкими матрацами и подушками. Западные кровати, однако, некоторое время были в моде. Забавно, что в публичных домах особенно гордились европейскими ночными вазами, должным образом помещенными под каждой кроватью, как это описывалось в западных путеводителях. На протяжении короткого периода, когда американцы открыли Японию миру, император пришел к власти, а сёгунат сошел со сцены (известного под названием Реставрации Мэйдзи), дома в Ёсивара строились выше двух этажей, как было установлено ранее, а их дизайн определялся в европейском стиле.
Заведение Ямада-ро даже одело своих куртизанок в иноземные костюмы: кружева, меховые боа, длинные юбки, розовые подвязки и прочие «фру-фру». Некоторым другим домам пришлось следовать этому примеру, иначе они предстали бы отставшими от моды. То было сумасшедшее время перемен и всеобщего смешения. Были импортированы даже европейские блюдца и тарелки, к которым, правда, не прилагалось ножей и вилок. Эти странные предметы представлялись опасным оружием, поэтому посетителям приходилось есть деревянными палочками с жалких копий произведений Веджвуда и Споуда. Дом Ямада-ро, всегда шедший в ногу со временем, привез трех проституток из Лучжуаня, и шли даже разговоры о лондонских шлюхах и французских девочках, однако все так и осталось на уровне слухов. Даже лучжуаньки со временем перестали возбуждать местных клиентов. Европейские платья засунули в ящики, высокие кровати продали, и все вернулось к традиционному стилю на привычных футонах.
