ХИМИКИ И БИОЛОГИ — К БОЮ!
Вторую мировую войну начали страны, располагавшие колоссальными запасами химического оружия и занимавшиеся разработками в области оружия биологического. В период с 1939 по 1945 год страны-участницы неоднократно стояли перед порогом, за которым применение оружия массового поражение могло выйти за рамки Женевского протокола 1925 года. Он запрещал использование, но не производство и накапливание химических и бактериологических арсеналов.
Наиболее очевидной биодиверсией многие специалисты считают ликвидацию в 1942 году британскими спецслужбами Рейнгарда Гейдриха – начальника Главного управления имперской безопасности (РСХА) и заместителя имперского протектора Богемии и Моравии.
Исследования ботулинического токсина составляли важную часть программы по созданию биологического оружия Соединенного Королевства. В октябре 1941 года британская секретная служба попросила ее руководителя, Пауля Филдса, помочь в проведении операции «Антропоид», то есть в ликвидации Гейдриха. Группа Филдса изготовила специально модифицированную ручную противотанковую гранату № 73. Верхняя треть гранаты была обернута клейкой лентой, пропитанной ботулиническим токсином.
Но операция «Антропоид» как-будто бы не удалась. Чешские диверсанты действовали неумело. Ранения, полученные Гейдрихом в результате взрыва гранаты, оказались незначительными (осколки в области груди и селезенки), и он даже был в состоянии преследовать нападавших.
Хирургическую операцию шефу РСХА провели качественно, в послеоперационном периоде его состояние казалось удовлетворительным, ухудшения состояния ничего не предвещало. Однако на седьмой послеоперационный день дела пошли совсем иначе и на следующее утро Гейдрих умер. Вскрытие показало отсутствие каких-то патоморфологических причин смерти. Главный германский патологоанатом записал в протокол вскрытия: «…смерть произошла вследствие занесения бактерий или яда осколком бомбы».
Хотя и нет официальных документов, но известно свидетельство самого Пауля Филдса, как-то заметившего коллегам, что смерть Гейдриха стала «первой зарубкой» на его пистолете. Сколько было еще таких «зарубок» у британских производителей ботулинического токсина и у самого Пауля Филдса, неизвестно.
Свой собственный вариант биологической войны осуществляли партизаны Польши и Чехии. В декабре 1942 года гестапо обнаружило в Варшаве целый арсенал, предназначенный для биологических диверсий против германских войск.
Очень немногие биологические агенты способны вызвать быструю смерть человека. Среди них нет ни одного, способного проникнуть через неповрежденную кожу. Поэтому в годы Второй мировой войны американскими спецслужбами было разработано специальное оружие и стреловидные боеприпасы к ним, имеющие либо на наружной поверхности специальные желобки для нанесения биологических агентов, либо специальную полость для заполнения такими агентами.
Из биологических токсинов в 1930–1940-е годы наиболее доступными для спецслужб являлись токсины ботулинические. Не существовало методов обнаружения ботулинического токсина в теле погибшего человека, если он вводился непосредственно в кровь.
Тогда же западными союзниками были предприняты первые попытки выделить очищенную токсическую субстанцию устричного яда – сакситоксина (японцы для диверсионных целей изучали не менее токсичный яд рыбы фугу – тетродотоксин). Но для получения одного грамма чистого токсина приходилось перерабатывать до 8 тонн моллюсков. Тем не менее сакситоксин был получен в количествах, достаточных для осуществления индивидуальных убийств.
Этот низкомолекулярный яд хорошо растворяется в воде и действует очень быстро – в течение нескольких часов. К тому же клиника вызываемого сакситоксином отравления в те годы была неизвестна европейским врачам. Его жертвы можно поискать среди деятелей Третьего рейха, скоропостижно скончавшихся на фоне расстройства координации, нарастания слабости, головокружения и сонливости.
В период военных действий на Восточном фронте германское командование несколько раз пыталось осуществить биологические диверсии, по своему исполнению более характерные для Первой мировой войны, но весьма эффективные и не нарушающие явным образом Женевский протокол 1925 года.
Первая из диверсий была раскрыта зимой 1942 года, когда из лагеря для военнопленных был организован побег красноармейцев, среди которых имелись сильно завшивленные и больные сыпным тифом. Этих людей немцы свободно пропустили через линию фронта на территорию, занятую советскими войсками. Они были быстро обнаружены, но по пути их следования возникло несколько очагов заболеваний сыпным тифом среди контактировавших с ними лиц.
Вторая биологическая диверсия планировалась немцами в значительно больших масштабах. В 1944 году наступающие части одного из Белорусских фронтов обнаружили в районе местечка Озаричи Полесской области три концентрационных лагеря, в которых в ужасающих условиях содержалось около 33 тыс. человек. Среди военнопленных свирепствовал сыпной тиф. Расследованием Чрезвычайной государственной комиссии был установлен искусственный характер всех трех вспышек. Для этого из различных районов Полесской, Гомельской, Минской и других оккупированных областей БССР в лагеря свозили гражданских лиц, больных сыпным тифом, и размещали их среди здоровых военнопленных. Расчет был сделан на то, что переброска больных сыпным тифом из лагерей военнопленных в тыловые районы страны вызовет там эпидемии сыпного тифа, а непосредственное соприкосновение с ними личного состава наступающих частей Красной армии повлечет распространение сыпного тифа на фронте.
Использование же немцами советских военнопленных в опытах с возбудителями различных болезней, сопровождавшихся гибелью или опасных для здоровья последних, на Нюрнбергском процессе не было отнесено к применению биологического оружия.
Не было забыто и химическое оружие.
По итогам Первой мировой войны безусловным «лидером» среди отравляющих веществ стал иприт. Поэтому работы стран – победительниц в этой войне велись в направлении совершенствования ОВ кожно-нарывного действия и средств их применения. Они ознаменовались получением в 1918 году люизита, а в 1935–1936 годах «азотистых ипритов» и «кислородного иприта». Но эти ОВ не выходили за рамки общего уровня знаний того времени.
А германскими химиками под руководством Г.Шрадера в 1936 году удалось синтезировать табун, в 1939-м – зарин, в 1944-м – зоман и создать завод по производству табуна. Благодаря новому поколению боевых ОВ Германия получила явное преимущество перед своими противниками в области химических вооружений. Установить же реальных разработок немцев в области фосфорорганических ОВ союзники по антигитлеровской коалиции не смогли до конца войны.
И в случае развязывания химической войны противниками Третьего рейха применение немецкой армией зарина, зомана и табуна поставило бы перед союзниками неразрешимые проблемы защиты войск и населения от этих ОВ.
Только после мая 1945-го стало известно, что на высшем уровне руководства Соединенного Королевства было принято решение использовать боевые ОВ в качестве последнего средства, «если все другие обычные способы обороны окажутся несостоятельными». Британцами планировалось с помощью авиации применить иприт по плацдармам, захваченным германскими войсками.
Начальником штаба армии США генералом Джорджем Маршаллом в конце войны были подготовлены рекомендации по применению химического оружия против Японии. Господство в воздухе американской авиации делало этот план весьма заманчивым и относительно безопасным для вооруженных сил союзников на Тихоокеанском ТВД.
Однако реализовать его не пришлось из-за жесткого противодействия Уинстона Черчилля. Британский премьер хорошо усвоил уроки химической войны, преподнесенные немецкими военными химиками войскам Антанты в 1915–1918 годах, и серьезно опасался, что Германия вновь применит боевые ОВ против Соединенного Королевства.
То есть от развязывания химической войны одну из воюющих сторон удерживал не Женевский протокол, а элементарный страх возмездия.
Но порог, за которым война из обычной превращается в химическую и бактериологическую, едва не был пройден в августе 1945 года. После разгрома Германии бояться химического возмездия было не от кого. Спустя несколько лет после войны Трумэн в письме одному из своих помощников намекал на то, что если бы война в Тихом океане затянулась до середины августа 1945-го, то он одобрил бы решение о применении как бактериологических средств, так и отравляющих веществ. Однако санкционированные им атомные бомбардировки имели гораздо более губительные последствия, и применения других видов оружия массового поражения не потребовалось.
